Неточные совпадения
— О, нет, — сказала она, — я бы узнала вас, потому что мы
с вашею
матушкой, кажется, всю дорогу
говорили только о вас, — сказала она, позволяя наконец просившемуся наружу оживлению выразиться в улыбке. — А брата моего всё-таки нет.
В то время как они
говорили, толпа хлынула мимо них к обеденному столу. Они тоже подвинулись и услыхали громкий голос одного господина, который
с бокалом в руке
говорил речь добровольцам. «Послужить за веру, за человечество, за братьев наших, — всё возвышая голос,
говорил господин. — На великое дело благословляет вас
матушка Москва. Живио!» громко и слезно заключил он.
Старушка хотела что-то сказать, но вдруг остановилась, закрыла лицо платком и, махнув рукою, вышла из комнаты. У меня немного защемило в сердце, когда я увидал это движение; но нетерпение ехать было сильнее этого чувства, и я продолжал совершенно равнодушно слушать разговор отца
с матушкой. Они
говорили о вещах, которые заметно не интересовали ни того, ни другого: что нужно купить для дома? что сказать княжне Sophie и madame Julie? и хороша ли будет дорога?
И когда она являлась на работах, приходя к Раскольникову, или встречалась
с партией арестантов, идущих на работы, — все снимали шапки, все кланялись: «
Матушка, Софья Семеновна, мать ты наша, нежная, болезная!» —
говорили эти грубые клейменые каторжные этому маленькому и худенькому созданию.
— В кои-то веки разик можно, — пробормотал старик. — Впрочем, я вас, господа, отыскал не
с тем, чтобы
говорить вам комплименты; но
с тем, чтобы, во-первых, доложить вам, что мы скоро обедать будем; а во-вторых, мне хотелось предварить тебя, Евгений… Ты умный человек, ты знаешь людей, и женщин знаешь, и, следовательно, извинишь… Твоя
матушка молебен отслужить хотела по случаю твоего приезда. Ты не воображай, что я зову тебя присутствовать на этом молебне: уж он кончен; но отец Алексей…
Красавина.
С повинной,
матушка! Не вели казнить, вели речь
говорить.
— Христос
с ним — что вы,
матушка, испужали до смерти! —
говорила Мавра, тыча рукой в воздух.
— Очень рад вас видеть, мы были старые знакомые и друзья
с вашей
матушкой. Видал вас мальчиком и офицером потом. Ну, садитесь, расскажите, чем могу вам служить. Да, да, —
говорил он, покачивая стриженой седой головой в то время, как Нехлюдов рассказывал историю Федосьи. —
Говорите,
говорите, я всё понял; да, да, это в самом деле трогательно. Что же, вы подали прошение?
— Привел господь в шестьдесят первый раз приехать на Ирбит, —
говорил богобоязливо седой, благообразный старик из купцов старинного покроя; он высиживал свою пару чая
с каким-то сомнительным господином поношенного аристократического склада. — В гору идет ярмарка-матушка… Умножается народ!
—
Матушка ты наша, Надежда Васильевна, —
говорила одна сгорбленная старушка, — ты поживи
с нами подоле, так ее своими глазыньками увидишь. Мужику какое житье: знает он свою пашню да лошадь, а баба весь дом везет, в поле колотится в страду, как каторжная, да
с ребятишками смертыньку постоянную принимает.
«
Матушка, не плачь, голубушка, —
говорит, бывало, — много еще жить мне, много веселиться
с вами, а жизнь-то, жизнь-то веселая, радостная!» — «Ах, милый, ну какое тебе веселье, когда ночь горишь в жару да кашляешь, так что грудь тебе чуть не разорвет».
Мой камердинер, растерянный, плакал и
говорил: «Прощай, моя
матушка, не увижусь я
с тобой больше».
Так что ежели, например, староста докладывал, что хорошо бы
с понедельника рожь жать начать, да день-то тяжелый, то
матушка ему неизменно отвечала: «Начинай-ко, начинай! там что будет, а коли, чего доброго,
с понедельника рожь сыпаться начнет, так кто нам за убытки заплатит?» Только черта боялись; об нем
говорили: «Кто его знает, ни то он есть, ни то его нет — а ну, как есть?!» Да о домовом достоверно знали, что он живет на чердаке.
Словом сказать, Могильцев не ходил за словом в карман, и
матушке с течением времени это даже понравилось. Но старик бурмистр, Герасим Терентьич, почти всегда присутствовавший при этих совещаниях, никак не мог примириться
с изворотами Могильцева и очень нередко в заключение
говорил...
Осталась дома третья группа или, собственно
говоря, двое одиночек: я да младший брат Николай, который был совсем еще мал и на которого
матушка,
с отъездом Гриши, перенесла всю свою нежность.
Утро в нашем семействе начинал отец. Он ежедневно ходил к ранней обедне, которую предпочитал поздней, а по праздникам ходил и к заутрене. Еще накануне
с вечера он выпрашивал у
матушки два медных пятака на свечку и на просвиру, причем
матушка нередко
говаривала...
— Ну, Федотушка, покуда прощай! никто как Бог! —
говорила матушка, подходя к Федоту, — а я за тебя в воскресенье твоему ангелу свечку поставлю! Еще так-то
с тобой поживем, что любо!
Кормили тетенек более чем скупо. Утром посылали наверх по чашке холодного чаю без сахара,
с тоненьким ломтиком белого хлеба; за обедом им первым подавали кушанье, предоставляя правовыбирать самые худые куски. Помню, как робко они входили в столовую за четверть часа до обеда, чтобы не заставить ждать себя, и становились к окну. Когда появлялась
матушка, они приближались к ней, но она почти всегда
с беспощадною жестокостью отвечала им,
говоря...
Савастьяновна уходит; следом за ней является Мутовкина. Она гораздо представительнее своей предшественницы; одета в платье из настоящего терно, на голове тюлевый чепчик
с желтыми шелковыми лентами, на плечах новый драдедамовый платок. Памятуя старинную связь, Мутовкина не церемонится
с матушкой и
говорит ей «ты».
Не
говоря об отце, который продолжал вести свою обычную замкнутую жизнь, даже
матушка как-то угомонилась
с отъездом детей и, затворившись в спальне, или щелкала на счетах и писала, или раскладывала гранпасьянс.
Как ни горько было это сознание, но здравый смысл
говорил, что надо во что бы ни стало покончить
с обступившей со всех сторон безалаберщиной. И надо отдать справедливость
матушке: она решилась последовать советам здравого смысла. Призвала Павла и сказала...
Она решается не видеть и удаляется в гостиную. Из залы доносятся звуки кадрили на мотив «Шли наши ребята»; около
матушки сменяются дамы одна за другой и поздравляют ее
с успехами дочери. Попадаются и совсем незнакомые, которые тоже
говорят о сестрице. Чтоб не слышать пересудов и не сделать какой-нибудь истории,
матушка вынуждена беспрерывно переходить
с места на место. Хозяйка дома даже сочла нужным извиниться перед нею.
Однако, во всяком случае, рассказ Федоса настолько заинтересовал
матушку, что она и потом, при всяком новом свидании
с ним,
говорила...
Матушка с тоской смотрит на графинчик и
говорит себе: «Целый стакан давеча влили, а он уж почти все слопал!» И, воспользовавшись минутой, когда Стриженый отвернул лицо в сторону, отодвигает графинчик подальше. Жених, впрочем, замечает этот маневр, но на этот раз, к удовольствию
матушки, не настаивает.
—
Матушка! ведь вас никто не просит мешаться! — произнес Григорий Григорьевич. — Будьте уверены, что гость сам знает, что ему взять! Иван Федорович, возьмите крылышко, вон другое,
с пупком! Да что ж вы так мало взяли? Возьмите стегнушко! Ты что разинул рот
с блюдом? Проси! Становись, подлец, на колени!
Говори сейчас: «Иван Федорович, возьмите стегнушко!»
Парень им
говорил: — Перестаньте плакать, перестаньте рвать мое сердце. Зовет нас государь на службу. На меня пал жеребей. Воля божия. Кому не умирать, тот жив будет. Авось-либо я
с полком к вам приду. Авось-либо дослужуся до чина. Не крушися, моя
матушка родимая. Береги для меня Прасковьюшку. — Рекрута сего отдавали из экономического селения.
Но вот, среди разговора молодых женщин
с кухаркой, раздается маленький шум за сценой; кухарка пугливо прислушивается и
говорит: «Никак,
матушка, сам приехал»…
Но жена и без плетки видит необходимость лицемерить перед мужем: она
с притворной нежностью целует его, ласкается к нему, отпрашивается у него и у
матушки к вечерне да ко всенощной, хотя и сама обнаруживает некоторую претензию на самодурство и
говорит, что «не родился тот человек на свет, чтобы ее молчать заставил».
Я матушкину правую руку взял, сложил: „Благословите,
говорю,
матушка, со мной к венцу идет“; так она у
матушки руку
с чувством поцеловала, „много,
говорит, верно, твоя мать горя перенесла“.
—
Матушка послала… Поди,
говорит, к брату и спроси все. Так и наказывала, потому как,
говорит, своя кровь, хоть и не видались лет
с десять…
—
Матушка, родимая, не поеду я
с этим Кириллом… Своего страму не оберешься, а про Кирилла-то што
говорят: девушник он. Дорогой-то он в лесу и невесть што со мной сделает…
— К тебе,
матушка, пришла… — шепотом ответила Аграфена; она училась тоже у Таисьи и поэтому величала ее
матушкой. — До смерти надо
поговорить с тобой.
—
Матушка, Лизушка, —
говорила она, заливаясь слезами, — ведь от этого тебе хуже не будет. Ты ведь христианского отца
с матерью дитя: пожалей ты свою душеньку.
— Ах, уйди,
матушка, уйди бога ради! — нервно вскрикнула Ольга Сергеевна. — Не распускай при мне этой своей философии. Ты очень умна, просвещенна, образованна, и я не могу
с тобой
говорить. Я глупа, а не ты, но у меня есть еще другие дети, для которых нужна моя жизнь. Уйди, прошу тебя.
— Да как же,
матушка барышня. Я уж не знаю, что мне
с этими архаровцами и делать. Слов моих они не слушают, драться
с ними у меня силушки нет, а они всё тащат, всё тащат: кто что зацепит, то и тащит. Придут будто навестить, чаи им ставь да в лавке колбасы на книжечку бери, а оглянешься — кто-нибудь какую вещь зацепил и тащит. Стану останавливать, мы,
говорят, его спрашивали. А его что спрашивать! Он все равно что подаруй бесштанный. Как дитя малое, все у него бери.
Тетушка Татьяна Степановна часто приходила к нам, чтоб «
матушке сестрице не было скучно», и звала ее
с собою, чтобы вместе
поговорить о разных домашних делах.
«Все пустое, —
говорила она, —
матушка твоя совсем не слаба, и ей
с дочками не скучно, да и внучек ей оставлен на утешение.
«
Матушка барышня, —
говорит она мне потихоньку, — что вы тут живете: наш барин на другой хочет жениться; у него ужо вечером в гостях будет невеста
с матерью, чтоб посмотреть, как он живет».
Я не мог слышать, о чем
говорила матушка, да и мне было не до того; помню только, что по окончании объяснения она велела позвать меня к себе в кабинет и
с большим неудовольствием отозвалась о моих частых посещениях у княгини, которая, по ее словам, была une femme capable de tout.
Матушка поминутно плакала; здоровье ее становилось день от дня хуже, она видимо чахла, а между тем мы
с нею работали
с утра до ночи, доставали заказную работу, шили, что очень не нравилось Анне Федоровне; она поминутно
говорила, что у нее не модный магазин в доме.
— Ах,
матушка, пора эти разговоры оставить! —
говорит он. — Изба моя
с краю — ничего не знаю! Вот правило, которым мы должны руководствоваться, а не то чтобы что…
— И то словно
с кольями. Ишь, какие богатыри шагают! Ну, ну, сердечные, не выдавайте,
матушки!.. Много тоже, батюшка, народу идет всякого… Кто их ведает, аще имут в помыслах своих? Обереги бог кажинного человека на всяк час. Ну… ну! —
говорил ямщик.
Аграфена Кондратьевна. Так что же, я дура, по-твоему, что ли? Какие у тебя там гусары, бесстыжий твой нос! Тьфу ты, дьявольское наваждение! Али ты думаешь, что я не властна над тобой приказывать?
Говори, бесстыжие твои глаза,
с чего у тебя взгляд-то такой завистливый? Что ты, прытче матери хочешь быть? У меня ведь недолго, я и на кухню горшки парить пошлю. Ишь ты! Ишь ты! А!.. Ах,
матушки вы мои! Посконный сарафан сошью да вот на голову тебе и надену!
С поросятами тебя, вместо родителей-то, посажу!
— Слышал,
матушка: Прошка сказывал, да я сначала-то не разобрал, что он
говорит: подумал, что уж и приехал;
с радости меня индо в пот бросило.
— Какое горе? Дома у тебя все обстоит благополучно: это я знаю из писем, которыми
матушка твоя угощает меня ежемесячно; в службе уж ничего не может быть хуже того, что было; подчиненного на шею посадили: это последнее дело. Ты
говоришь, что ты здоров, денег не потерял, не проиграл… вот что важно, а
с прочим со всем легко справиться; там следует вздор, любовь, я думаю…
— И никакого «но», — возразил учитель. — Только
с разрешения вашей
матушки вы можете покинуть корпус, да еще в такое неурочное время. Откровенно, по-дружески, советую вам переждать эту ночь. Утро дает совет — как
говорят мудрые французы.
Заметила она, что тот
с Дашей иногда
говорит, ну и стала беситься, тут уж и мне,
матушка, житья не стало.
— Ему
говорить это нечего; он сам, если бы вы пожелали расстаться
с вашей
матушкой, не позволил бы этого!..
— Я женат единственно по своей глупости и по хитрости женской, — сказал он
с ударением. — Я, как вам докладывал, едва не умер, и меня бы, вероятно, отправили в госпиталь; но тут явилась на помощь мне одна благодетельная особа, в доме которой жила ваша
матушка. Особа эта начала ходить за мной, я не
говорю уж, как сестра или мать, но как сиделка, как служанка самая усердная. Согласитесь, что я должен был оценить это.
— Стал я это перед ней, тогда, тут же
с постели, на коленки, руки сложил: «
Матушка,
говорю, Акулина Кудимовна, прости ты меня, дурака, в том, что я тебя тоже за такую почитал.